Предшественником А. Д. Горемыкина был граф А. П. Игнатьев. В послужных списках и биографиях двух генералов много общего. У обоих за плечами военное образование в лучших военных учебных заведениях России, в том числе Николаевская академия генерального штаба, служба в элитных войсках (гвардейские полки), далее военная карьера, участие в различного рода государственных проектах. Игнатьев являлся членом Главного комитета по устройству и образованию войск, председателем комиссии по составлению проекта Устава о внутренней службе в кавалерии, Горемыкин — Подольским губернатором, председателем комиссии по решению земельных вопросов в Польше, и т. п. Оба из старых дворянских родов.
Историк-архивист Е. Шободоев, оценивая деятельность предшественника Горемыкина, писал: «Граф А. П. Игнатьев принял генерал-губернаторство Восточной Сибири, и на него, собственно, возлагалась окончательная реорганизация управления данной территорией. При этом он оставался командующим Восточно-Сибирским военным округом. Упорядочение форм административного и хозяйственного управления на громадной территории Восточной Сибири требовало не только теоретических знаний, но и практического опыта управления.
Сохранилось очень мало сведений о результатах деятельности графа А. П. Игнатьева в Иркутске. Подавляющее большинство его распоряжений по упорядочению местного административного управления было исполнено. При нем произошло значительное усиление административно- управленческого аппарата, в частности полиции всех уровней. Содержание, к примеру, городской полиции возлагалось на городские общественные управления. Они же несли и основную долю расходов на их содержание. Нет ничего удивительного в том, что в течение многих десятилетий городские общества не увеличивали эти расходы. А. П. Игнатьеву удалось добиться повышения финансирования и, соответственно, штата полицейских служителей. В частности, в Иркутске количество чинов полиции почти удвоилось. При этом улучшился и качественный состав служащих. В годы правления А. П. Игнатьева по его личной инициативе была проведена грандиозная в те времена работа по статистическому обследованию уездов Иркутской и Енисейской губерний, наиболее перспективных в дальнейшем развитии хозяйственных отношений. Изданные комиссией «Материалы…» до сих пор являются образцом классического статистического исследования и сохранили подробные и богатейшие сведения о хозяйственном устройстве этих областей Восточной Сибири. В воспоминаниях современников Игнатьев остался не только деятельным администратором, но и молодым гвардейским генералом, представителем высшего света, задающим тон местному иркутскому обществу. Блестящие балы в генерал-губернаторском доме, куда приглашались не только высшие чиновники и купеческая знать, но и офицеры гарнизона и даже юнкера, надолго запомнились иркутянам» (1).
Проблема взаимоотношений генерал-губернаторской власти с местным обществом всегда имела некоторые особенности. Зоны турбулентности можно было разглядеть почти сразу. Во-первых, в обществе бытовало предположение, что власть в провинции вороватая. Во-вторых, «хороших» чиновников всегда не хватало. Под «хорошими» необязательно подразумевали людей добрых, справедливых, честных и т. д. Под «хорошим» имели ввиду образованных и квалифицированных, правильно толкующих законы. Дефицит таковых приводил к постоянным «закупоркам» во всех отраслях жизнедеятельности. К примеру, кто бы мог подумать, что развитие прессы в провинции тормозилось отсутствием должного числа цензоров! Наконец, все население сибирское (иркутское, томское, красноярское…) общество делило на «своих» и «чужих». Рождение в Сибири или в Холмогорах не являлось родовым признаком такого деления, хотя имело место быть. Право определения «свой–чужой» лежало тяжелым бременем на касте избранных «судий», которые кроме как «своими» и быть не могли. Ядринцев и Потанин, Вагин и Шашков, Щапов, Омулевский и др. известные коренные сибиряки, имеющие статус сибирских мыслителей, бескорыстных радетелей за будущее окраины, являлись жрецами, которые открывали или закрывали ворота в храм истинного сибирячества. К примеру, Дмитрия Клеменца — народника, участника героического хождения в народ, политссыльного — за его выдающиеся результаты в деле изучения Сибири Потанин скоро окрестил «своим», и этого оказалось достаточным для всего сибирского общества. Иных политссыльных, в особенности из числа так называемой интеллигентской уголовной ссылки, называли уничижительно «навозной интеллигенцией», и ни о каком сотрудничестве с демократической частью общества и речи быть не могло.
То же самое по традиции происходило и с чиновничеством: деление на приезжих — золотую молодежь — и доморощенных, которые и попроще, и победнее. Блестящая карьера генерал-губернатора Восточной Сибири графа Муравьева-Амурского в один миг оказалась под угрозой после скандальной дуэли между двумя чиновниками его администрации — представителем золотой молодежи Беклемишевым и сибиряком по рождению Неклюдовым.
Общественное мнение о том или ином чиновнике во многом формировалось его, чиновника, отношением к политическим ссыльным и в целом к проблеме ссылки.
Примером может служить история генерал-губернатора Восточной Сибири Д. Г. Анучина, который был вынужден покинуть свой пост в том числе из-за последствий конфликта с политзаключенным. Последний при посещении генерал-губернатором тюрьмы в ответ на оскорбительное замечание дал ему пощечину и был расстрелян по приговору спешно собранного военно-полевого суда. Иркутское общество, возмущенное скорой и несправедливой расправой, стало относиться к Анучину с предубеждением, и это, по мнению многих современников, в конечном счете сделало дальнейшую службу генерал-губернатора в Иркутске невозможной.
Последующие губернаторы Игнатьев и Горемыкин к политссыльным относились лояльнее. Они разрешали им участвовать в научных исследованиях, привлекали для серьезных экспедиций, которые были связаны с длительными отлучками с мест поселения.
Возвращаясь к роли политссыльных, заметим, что за долгие годы сложилась своя традиция, у истоков которой стояли декабристы и, разумеется, тогдашнее иркутское общество: фрондирующая публика относилась к ним априори хорошо. Те проявили себя полезными для края людьми — занимались просвещением, учили детей, внедряли новые методы в сельское хозяйство, и многое другое. Постоянная нехватка квалифицированных кадров практически во всех сферах жизни в Сибири во многом компенсировалась «политиками», которые по определению состояли в оппозиции к самодержавию…
Так или иначе, взаимоотношения с обществом являли собой существенный фактор успешной или неуспешной деятельности высшей региональной власти.
15 мая 1889 года «Северное телеграфное агентство» своей телеграммой известило Сибирь о новом назначении графа А. П. Игнатьева. В этот день Игнатьев был в Томске. Здесь, в день коронования Их Императорских Величеств, после литургии и молебна, на приеме чинов военного и гражданского ведомств и представителей города граф Игнатьев подтвердил информацию о скором отбытии из Томска. Как сообщала местная печать, «Его сиятельству были выражены единодушные поздравления от граждан города и высказаны чувства глубокого сожаления об оставлении им края». Где Томск, а где Иркутск! И губернии-то разные, но как это было в духе той сибирской жизни — всех сибиряков интересовало все, что происходит у соседей!
Чувство сожаления у томской публики могло быть на самом деле. Хотя жизнь и деятельность и этого высокопоставленного чиновника практически не прочитана, известно, что он был инициатором полезных начинаний для Восточной Сибири. В частности, много усилий положил на улучшение путей сообщения (проводились масштабные исследования реки Ангары, водного пути, который мог бы соединить бассейны Ангары и Енисея и таким образом усилить торговое движение). Он уделял внимание поземельному устройству крестьян. Достаточно вспомнить его энергичные действия по изучению хозяйства и быта Иркутского генерал- губернаторства. Для этого по инициативе Игнатьева сформировали целый отряд известных статистиков. В мае 1889 г. в Государственном Совете было назначено рассмотрение предложения А. П. Игнатьева о «необходимости приступить в возможно непродолжительном времени к окончательному разрешению вопроса о поземельном устройстве сельского населения в губерниях Иркутской и Енисейской» в виду «крайней запутанности земельных отношений крестьян и инородцев, дающей повод к возникновению в среде населения серьезных недоразумений и начинающихся укореняться в населении превратных понятий, как о находящейся в его пользовании земли, так и в объемах прав на нее» (2).
За несколько лет была проведена огромная работа. Изданные в нескольких томах материалы по исследованию землепользования венчали этот колоссальный труд и способствовали движению реформ в области крестьянского хозяйства в Сибири.
Газета «Восточное обозрение», которую трудно заподозрить в слепом восхвалении власти (она официально считалась оппозиционной), тем не менее отмечала, что «…местные вопросы с назначением иркутским генерал-губернатором Игнатьева получили движение. Собраны сведения о положении ссылки и представлены соображения об ее ограничении. Положение проходящих переселенцев вызвало заботы об их обеспечении и прошлым летом был сформирован временный переселенческий комитет для помощи идущим на Амур партиям.
Нельзя было не заметить во всем этом сосредоточенного внимания на внутренних вопросах, определенного взгляда на жизнь страны и чуткого отношения к насущным нуждам края. Во всем управлении графа оживились научные работы по исследованию края. Совершено было несколько видных экспедиций географических, была предпринята большая Саянская экспедиция. Были сделаны геологические исследования в золотопромышленных округах. Выражая свои чувства, представители местных граждан поэтому не могли не вспомнить всего того, что сделано было графом для Восточной Сибири. Вместе с тем являлась невольно мысль о том, насколько предпринятые начинания будут продолжаться и осуществляться в будущем и само собою выражались ожидания, что они будут поддержаны и будущим заместителем графа в управлении Восточной Сибири. В тоже время возлагаются надежды, что на новом высшем посту прежний начальник края не забудет своими заботами отдаленной окраины, с нуждами которой он познакомился. Он будет лучшим ходатаем... за нее пред высшим правительством. Со времени празднования своего 300-летия Сибирь живет надеждами и ожиданиями на лучшее будущее. Время управления А. П. Игнатьева показало, что высшее правительство озабочено судьбою этой окраины и взгляд его на отдаленную Сибирь изменился. Предстоит еще много забот, много дел, чтобы поднять гражданский строй края и поставить его в те же условия жизни, в каких находится провинция Европейской России. Сибирь не может быть забытою, ей намечается новая дорога жизни, развития и преуспевания» (3).
Примерно в то же самое время в Нижнем Новгороде сделал остановку новый Иркутский генерал-губернатор Александр Дмитриевич Горемыкин. Он следовал к месту службы и решил посетить знаменитую Нижегородскую ярмарку «для совещания с находившимися на ярмарке первостепенными сибирскими купцами». Впрочем, будучи связанным с Нижним Новгородом воспоминаниями об учебе в кадетском корпусе, новый генерал-губернатор мог сделать остановку еще и по этому случаю. О чем совещался с сибирскими купцами-капиталистами А. Д. Горемыкин, неизвестно. Но если это произошло, отметим сей дальновидный шаг генерала в налаживании отношений с владельцами крупных капиталов. Впоследствии они не раз будут помогать инициативам Горемыкина. Достаточно вспомнить Иркутский театр, построенный на средства, которые генерал-губернатор собрал, обратившись к иркутским купцам и меценатам.
25 сентября 1889 г. в 4 часа пополудни новый генерал-губернатор А. Д. Горемыкин въехал в губернскую столицу Иркутск.
«На Московском перевозе через Ангару новый начальник края был встречен по русскому обычаю с хлебом и солью представителями городского общественного управления во главе с заместителем головы Н. Е. Черных. Затем генерал-лейтенант Горемыкин проехал в генерал-губернаторский дом, где был встречен почетным караулом в подъезде и начальниками отдельных частей в одной из зал» (4). В том же номере газета писала: «Мы слышали, что начальник края выразил уверенность, что представившиеся чины будут ревностными помощниками ему по управлению и дал обещание познакомиться ближе с их деятельностью в местах служения каждого» (5).
Сегодня трудно представить себе эту встречу во всех деталях. Но кое-что можно реконструировать по аналогии с другими подобными событиями и домыслить в пределах разумного…
Надо полагать, что местная городская власть, действующий губернатор Иркутской губернии, военные и гражданские чины по своим каналам, связям попытались узнать, каков он, их новый начальник. Для них, их карьер, семей, личного восприятия это, действительно, было важным событием. Для городского обывателя, сельского жителя, или, как это принято говорить, широких слоев населения, смена даже такого высокого чина, как генерал-губернатор, событие хотя и важное но в повседневной жизни мало что значащее. Перемены в высших эшелонах власти не являлись определяющим или нарушающим их текущее состояние. Страна жила по законам — плохим или хорошим — разным, но никак не по настроению и предпочтениям генерал-губернатора. Разумеется, общее настроение в губернии, уровень активности власти, следование букве закона и множество других общих ситуаций зависело от его Высокопревосходительства. Но среднестатистический енисеец, иркутянин или житель далекой Якутии скорее зависел от чиновника невысокого или даже мелкого ранга, до которого можно дотянуться рукой. Верховная власть в России всегда оставалась сакральным элементом. Ее нужно было уважать, о ней дозволялось уважительно рассуждать, на нее можно было редко советовать. Но каждый день зависеть ты будешь от писаря, старшины, мирового посредника, врача или фельдшера на участке, пристава и дворника.
А вот те, которые составляли общество, те, которые были втянуты в публичное пространство или публичную жизнь, должны были волноваться всерьез. Генерал-губернатор венчал эту пирамиду, устроенную по особым законам, где имело значение все — статусность, позиция, таланты, карьера, общественное признание и т. п.
Думается, первая встреча и первые впечатления могли многое сказать тем, кто подносил хлеб и соль.
Во-первых, иконографическое впечатление. Судя по отдельным штрихам сторонних воспоминаний, генерал был невысокого роста, коренаст, крепкого и правильного телосложения. В свои пятьдесят семь выглядел моложаво. На редких фотографиях перед нами нежгучий брюнет, с крупными чертами лица — крупный нос, борода, упрямый взгляд. В отличие от Игнатьева не тучный, но и не худой.
Они увидели перед собой служилого генерала. И если он был в форме, то все должны были отметить — ему очень шел мундир, он сидел на нем как влитой, подчеркивая волевой подбородок и армейскую выправку...
В целом физиономически генерал располагал к себе правильными чертами и был симпатичнее своего предшественника графа Игнатьева.
Начиналось более чем десятилетнее служение А. Д. Горемыкина на высоком посту начальника края. И в самый раз порассуждать, почему именно он сменил предыдущего администратора? Протекция? Таланты? Стечение обстоятельств? Что-то иное?
Ив. Блинов в книге «Губернаторы» тоже задавался подобным вопросом. Он писал: «К существенным недостаткам рассматриваемого нами законодательства принадлежит отсутствие хотя какого-либо порядка при назначении губернаторов. Нет ничего сколько-нибудь определенного — все зависит от случая и особенно от протекции. Как известно, роль протекции у нас в России вообще огромна от начала и до конца службы, тогда как даже в наиболее бюрократических странах, напр. во Франции, нашли средство устранить протекцию хотя бы при начале служб — там введены конкурсы. Но едва ли не более всего играет роль протекция при назначении на высшие административные должности и в частности при назначении в губернаторы. Да и как может создаться иной порядок, если практика предоставляет выбор их одному министру внутренних дел, а закон не устанавливает образовательного ценза и почти не касается вопроса о служебном стаже. Вряд ли нужно распространяться о важности солидного образования для такого крупного чиновника, как губернатора…
Не менее важен вопрос о служебном стаже. Прохождение службы в провинции, на различных административных должностях, лучше всего могло бы дать необходимые для губернатора практические сведения. Но чиновников провинции скоро забывают, надо быть ближе к центру, к кормилу правления, и вот многие молодые люди, желающие сделать карьеру, проводят лучшие годы в Петербурге в мертвящей обстановке различных канцелярий и затем после 10–15, а иногда и более лет назначаются прямо на крупные губернаторские…» (6).
Аргументы, объясняющие назначение А. Д. Горемыкина, могут быть разные. Тут немножко фарта и здравого смысла — на три огромные территории кого попало не назначишь. Умудренный опытом, практическими знаниями 57-летний генерал был как раз кстати. При этом он не принадлежал ни к одному придворному клану, имел за плечами годы военной и гражданской службы. Генерал не мог похвастаться благосостоянием, и служба для него всегда являлась основной работой. Как свидетельство — послужной список, убедительный и весомый…
Конечно, всегда приходит на ум «что- то иное». В истории не редкость, когда именно «иное» оказывается главным в том или ином событии, ну, по крайней мере, ключевым. А что, если решающую роль в назначении Горемыкина генерал-губернатором сыграл сам Александр III? Аргументов в пользу такого сценария тоже хватает…
Но, как правило, подбором претендентов на такую должность занималось Министерство внутренних дел. На первом этапе большую роль играли департаменты исполнительной полиции, общих дел. Тут не грех вспомнить, что отец А. Д. Горемыкина дослужился до чина подполковника корпуса жандармов. И хотя он не был связан с полицией, контакты с МВД, скорее всего, имелись. Не забудем и родственные связи по линии жены: тесть — известный флотоводец, адмирал русского императорского флота.
Формально процедура назначения выглядела так: «Кандидатуры подбирались министром внутренних дел, специальные службы его ведомства составляли отдельные «представления» на каждого претендента, затем министр входил с докладом к императору и по результатам их беседы издавался именной указ о назначении, который затем выносился на утверждение в Сенат» (7).
Даже если учесть, что назначения губернаторов, а тем более генерал-губернаторов, производились в ходе сложных бюрократических интриг, при наличии протекций, ведомственных или клановых интересов, то все равно при выборе чиновников на ключевые посты учитывались их способности, образование, опыт. А. Н. Бикштаева, исследуя механизм назначения губернаторов в России в первой половине XIX в., писала: «В советской историографии бытовало мнение, что подбор кандидатов на губернаторские посты определялся знатностью, протекцией и другими соображениями, далекими от уровня подготовки и деловых качеств. Это предположение впервые поставил под сомнение Р. Робинсон, который пришел к выводу, что Министерство внутренних дел старалось выдвигать губернаторов из числа лиц, образование и послужной список которых свидетельствовали об их способности справиться с этой ответственной работой». И далее: «Мне также пришлось убедиться в том, что министр внутренних дел прилагал к поиску «достойнейших» кандидатур немало усилий. Полагаю, чтобы застраховаться от возможных ошибок, он официально использовал рекомендации известных сановных лиц или родовитых родственников претендентов. Учитывались также личное знакомство последнего с императором, проявленные им ранее выдающиеся организаторские способности...» (8).
Эти идеи сопрягаются с мнениями, которые были высказаны в ходе дискуссии «Власть и интеллект в императорской России», которая прошла в 2005 г. на страницах журнала «Отечественная история». Зачином ее стало представление, что «интеллект эффективен только в связке с волевыми и нравственными качествами человека, причем безволие и аморальность часто сводят на нет результаты деятельности даже очень умных людей…» (9).
Здесь и далее материалы РНБ ф. 1000, оп. 2, д. 343.
И еще один, казалось бы, очевидный, а на самом деле выстраданный момент, на который указывалось в ходе дискуссии: «Самодержавие в современной отечественной историографии уже не представляется «тупой и косной» силой…» (10).
А. А. Корнилов, профессор истории, видный общественный деятель, один из основателей кадетской партии, тот самый, что служил чиновником особых поручений при А. Д. Горемыкине, как и последний какое-то время работал комиссаром по крестьянским делам в Царстве Польском. В своих мемуарах он, между прочим, заметил: «…хотя полученное мною назначение меня в тот момент удовлетворяло вполне, но я смотрел на него вовсе не так, как мой отец, который видел в этом первый и притом довольно блестящий этап будущей чиновничьей карьеры. Из комиссаров по крестьянским делам можно было быть назначенными в непременные члены губернского присутствия и в вице- губернаторы, а там и в губернаторы» (11).
Горемыкин не просто работал в крестьянской комиссии в Царстве Польском. Он возглавлял вначале Варшавскую, затем Пултусскую комиссии и был отмечен наградой за эту деятельность. Возможно, выбор Горемыкина был в основном связан с благоприятным впечатлением от его деятельности в Распорядительном комитете в Царстве Польском, идеологом и руководителем которого являлся Н. А. Милютин, один из авторов реформы отмены крепостного права в России.
Несмотря на то, что назначение губернаторов происходило императорскими указами, и монарх лично интересовался той или иной персоной, рабочий процесс подбора кандидатур и представления их зависел от Министерства внутренних дел.
В нашем конкретном случае речь идет о генерал-губернаторе! Человеке, которому предстояло управлять сразу несколькими территориями. Поэтому генерал-губернаторами императоры, в особенности педантичный и любящий во всем порядок Александр III, интересовались гораздо активнее. Как пишет А. Минаков, «по поводу назначения генерал-губернаторов в правительстве часто разгорались острые дебаты, дискуссии порой заходили в тупик, и вопрос разрешался лишь вмешательством монарха» (12).
Можно предположить, что выбор А. Д. Горемыкина не был случаен. Он имел опыт и блестящее образование, как уже говорилось, и кроме того, попал в некое межевое время, в ту эпоху государственной жизни, которая уложилась между фундаментальными реформами Александра II и амбициозными задачами времен Александра III. Касаемо Сибири были идеи, планы серьезно реформировать внутреннюю жизнь окраины. Эти планы включали в себя реформы в области землеустройства, экономики, управления, образования, ссылки. Время Александра III, контрреформистское по отношению к предыдущему царствованию, для Сибири ознаменовалось чередой полезных изменений, которые начинались при царе-миротворце, а продолжались уже при преемнике Николае II: оптимизация управления краем, распространение более прозрачной и понятной налоговой системы, строительство железной дороги, что в корне меняло экономическую ситуацию и — самое главное — открывало огромные перспективы перед краем. А еще на Сибирь распространились судебные Уставы Александра II и многое другое. Эти изменения как раз и пришлись на 1889–1900 годы, когда начальником края служил А. Д. Горемыкин.
Сибирь, как уже говорилось, стояла на пороге землеустроительных реформ. В этих условиях могла появиться потребность именно в генерал-губернаторе, который будет со знанием дела заниматься не только контролем за ходом преобразований, но и благодаря практическому опыту сам начнет инициировать изменения в различных сферах хозяйственной, административной жизни огромного генерал-губернаторства.
Н. В. Черникова считала, что в целом царская бюрократия «довольно успешно справлялась со сложнейшей задачей: экономической и социальной модернизацией страны. Выдающиеся заслуги высших чиновников как бы подтверждались их внешним блеском и пышностью регалий, хотя расшитые золотом и украшенные орденами мундиры далеко не всегда свидетельствовали о выдающихся заслугах обладателей. И все же высшие посты в империи занимали, как правило, люди неординарные. Они были образованны и способны. Тех из них, кто учился в высших учебных заведениях (а таких во второй половине XIX в. было подавляющее большинство), заканчивали курс одними из первых и затем приобретали обширный опыт практической деятельности как в центральных, так и (несколько реже) в местных органах управления» (13).
Известно, что генерал-губернатор Восточной Сибири Анучин предлагал принять на высшем уровне программу развития Восточной Сибири. В 1882 г. он даже внес в Комитет министров свои предложения о важнейших изменениях в Сибири. В итоге им был составлен пятилетний план преобразований и определен размер финансирования — ежегодно требовалось 100 тысяч рублей (14).
В литературе авторство и саму идею этой программы развития Сибири и Дальнего Востока иногда приписывают Александру III. Известно также, что он инициативу своих генерал-губернаторов поддержал, а значит, оценил ее полезность для государства.
В этом же направлении создания долгосрочной программы развития Сибири и Дальнего Востока двигались в 1887 г. Иркутский генерал-губернатор А. П. Игнатьев и Приамурский генерал-губернатор А. Г. Корф. Их программа была рассчитана на 10 лет.
Программа Игнатьева и Корфа, если говорить современным языком, была первой стратегией социально-экономического и общественно-политического развития Сибири. Осуществлять часть предложений коллег выпало уже А. Д. Горемыкину. Сам он так описывал предстоящие дела. «Программою поставлены следующие задачи: административное и судебное преобразование, устройство инородческого управления, устройство путей сообщения и усовершенствование строительно-дорожной части, устройство лесной части, развитие горного промысла, преобразование медицинской части, меры к улучшению учебной части и возвышению духовно-нравственного развития населения. Поземельное устройство местного населения. Меры к устройству переселенцев, меры к ограничению ссылки и усовершенствованию тюремной части» (15). Программа сибирских преобразований, яркий пример накопленной истории. Она была выстрадана сибирским обществом, являя коллективный труд, который складывался, как мозаика, первоначально в среде известных деятелей сибирского общества. Их публицистика, выступления на публике формировали предложения и актуализировали чаяния населения. Здесь, конечно, не было ничего гениального или чего-то такого, о чем не знали бы в коридорах власти. Но идеи, получившие устойчивые формулировки и стаж, становятся идеологией. Идеология же без устали работает днем и ночью: внедряя в сознание и действия власти и общества важность и актуальность тех или иных мероприятий. Все вокруг начинают постепенно веровать, что без осуществления их государству и обществу не обойтись, а любое промедление приносит колоссальный ущерб.
И вот свершилось! Из всего, что витало в воздухе, о чем не уставала повторять сибирская печать, на что упирали общественные деятели, чиновники, практические управленцы, сформировалось ядро неотложных мер. Они были настолько просты, понятны и, главное, востребованы, что Горемыкин в одном из всеподданнейших отчетов не преминул сложить из этой мозаики неотложных мер вполне себе выполнимую программу действий и подытожить по сути: «…так как большинство означенных мероприятий находится в тесной связи одно с другим, напр. улучшение тюремной части в зависимости от преобразования местного тюремного управления. Устройство инородческого управления от общего административного переустройства, которое, вместе с тем, окажет влияние и на поземельное устройство населения…» (16).
Получается, что именно новый генерал-губернатор Горемыкин наиболее близко подступился к тому, чтобы осуществить преобразования на огромной окраинной части Российского государства.
К 1892 году он был уже твердо уверен, что Сибирь требует новых подходов в управлении и развитии ряда отраслей. Во всеподданнейшем отчете за 1889–1892 гг. он сразу же обозначил свою позицию: «Необходимость преобразования вытекает прежде всего из устарелости существующего строя управления, установленного законом 1822 г. Даже основная мысль этого закона — создать на месте контрольное учреждение над губернскими инстанциями всех ведомств образованием общего губернского управления из представителей этих инстанций, под председательством губернатора — утратила во многом свое значение под влиянием реформ, последовательно вводивших новые условия в управление. Рядом с губернским правлением, имеющим своего особого председателя (вице-губернатора), общее губернское управление представляет ныне только излишнюю инстанцию, замедляющую окончательное разрешение большинства дел и нередко влекущее параллельное производство однородных дел в обоих учреждениях. С не меньшей настойчивостью чувствуется надобность в улучшении личного состава губернских чиновников, что тесно связано с улучшением материального положения служащих. Дороговизна жизни в Восточной Сибири в несколько раз превосходит самые неблагоприятные в этом отношении губернии европейской России; между тем устаревшие штаты определяют самые незначительные оклады содержания, не могущие обеспечить жизненной обстановки занимающих даже должности советников губернаторского правления. Высокая стоимость всех предметов, в том числе и первой необходимости, в лучшем случае заставляет чиновников мириться с бедностью, или искать дополнительных занятий, либо перехода в другие губернии и области, где жизненные условия более благоприятны; в худшем же обнаруживала в них склонность восполнять средства предосудительными способами. Везде ощущается недостаток способных и сведущих чиновников и это объясняется прежде всего незначительностью окладов, установленных действующими штатами» (17).
К 1992 году у Горемыкина в общих чертах созрел план реформирования управления краем. Он решил изменить саму структуру путем слиянием всех губернских учреждений ведомства МВД в одно губернское управление. Это позволяло оптимизировать и штатное расписание.
Идеи реформирования управления затрагивали не только губернское, но и окружное управление. А. Д. Горемыкин исходил из того, что контроль за деятельностью линейных органов власти практически отсутствует, «законные интересы жителей не ограждены, по крайней мере, от личного произвола исполнителей и население, нуждающееся в твердой и близкой власти, ее не видит» (18).
Таким образом, в Сибирь на службу был отправлен, вне всякого сомнения, опытный управленец, не без идей, ничем не запятнавший себя на предыдущей службе чиновник. По всей видимости, он принадлежал к партии императора — в том смысле, что служение государю и отечеству целиком и полностью укладывалось в его понимание «карьеры», собственной судьбы и своего места в жизни.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СЕМЬЯ
Происхождение всегда имеет значение для биографии. Здесь можно искать поведенческие истоки, нравственные и моральные скрепы, одним словом, все, что укладывается в понятие «традиции». Хотя происхождение и знатность в конце XIX века при определении на службу уже и не имели такого значения, как ранее, принадлежность к дворянству, заслуги предков перед отечеством не были пустым звуком. Вместе с личной карьерой, образованием, опытом они являлись важными характеристиками личности.
Александр Дмитриевич Горемыкин происходил из старинного русского дворянского рода. 5 августа 1896 г. род Горемыкина был внесен в шестую часть родословной книги Новгородской губернии и 4 марта 1897 года утвержден Сенатом.
Считается, что предком его был Никита Афанасьевич Горемыкин, владелец поместья в Бежецкой пятине в 1652 г. Из этого же рода вышел и Иван Логгинович Горемыкин, российский государственный деятель, министр внутренних дел и член Госсовета.
Отец, Дмитрий Иванович Горемыкин — дворянин и уроженец Новгородской губернии (утвержден в дворянстве 18.02.1815). Родился 19 января 1804 г. и скончался 14 марта 1868 г. в Санкт- Петербурге. К 1845 году дослужился до чина подполковника Корпуса жандармов.
Мать, Варвара Николаевна Горемыкина (в девичестве Судовщикова), родилась 17 января 1812 г. и скончалась 20 апреля 1873 года в Санкт-Петербурге. Происходила из купеческого сословия и замуж была выдана совсем еще молодой девушкой. Первенец появился на свет, когда ей было всего 16 лет, второй ребенок появился у нее в 18 лет и третий — Александр — в 20. Многодетная семья жила небогато, в столичном городе все было дорого. С учетом звания и должности мужа, жандармского подполковника, средств было не так уж и много. Никакой недвижимости у супругов не было, и можно предположить, что им помогали близкие родственники. Но это всего лишь предположение.
Варвара Николаевна стала вдовой в 54 года. Как мать, вполне могла оценить состоявшуюся на тот момент карьеру сыновей. Все они не потерялись, служили примерно и имели хорошие перспективы.
Старший Иван (16.09.1828 – 18.01.1884) дослужился до звания полковника артиллерии, средний Николай (13.05.1830 – 20.03.1898) сделал чиновничью карьеру. Он служил в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии чиновником особых поручений 4 класса при ст.секретаре у принятия прошений на высшее имя приносимых и вышел в отставку в чине Действительного статского советника. У младшего Александра карьера шла в гору.
Получается, что младший Александр родился на следующий день после дня рождения матери — 18 января 1832 года в Санкт-Петербурге.
Александр пошел по военной стезе, продолжая семейные традиции. Скорее всего, выбор учебного заведения был продиктован именно возможностью для многодетного семейства отдать мальчика в хорошее военное учебное заведение, где он получал образование за казенный счет.
Поскольку никаких мемуарных источников ни сам А. Д. Горемыкин, ни члены его семьи не оставили, основываясь на его собственных отдельных замечаниях, можно только предполагать, каким было его детство, время, когда закладываются основы характера и миропонимания человека. В письме А. А. Корнилову от 16 декабря 1901 г. Горемыкин с огорчением писал: «Как живется Вам и Вашей семье? Искренне желаю, чтобы душевное спокойствие и плодотворность мысли не оставляли Вас никогда. У себя я часто этого не вижу; да к тому же нервность одолевает: какое-то беспокойство, не то чтобы безпричинное, а так, из пустяков. Старею, значит, в детство перехожу; а детство то было тяжелое: много выдержанно и все при впечатлительной натуре…» (19).
Вполне возможно, что учеба в кадетском корпусе, связанная с отъездом из семьи, редкие встречи с родными и близкими оставили в памяти подростка не самые радостные воспоминания.
Сам Александр Дмитриевич был женат на Елене Дмитриевне Замыцкой. Где, как и при каких условиях они познакомились, сказать трудно — источников для описания этой истории пока не найдено. Их роднило военное прошлое отцов — Елена Дмитриевна Замыцкая была дочерью Дмитрия Петровича Замыцкого, адмирала русского императорского флота.
Несколько слов о Замыцких.
Отец, Дмитрий Петрович Замыцкий, по отдельным источникам, родился в 1795 г. и скончался 29 сентября 1879 г., был похоронен на Митрофаньевском кладбище Петербурга. Мать, Аделаида Поликарповна Замыцкая, родилась 28 июля 1810-го и скончалась 18 августа 1871 г.
Замыцкие также принадлежали к старинному дворянскому роду. Они считались потомками выходца из «немцев» Радши (Ратши).
Представители Замыцких служили послами в Литве, Пруссии, Валахии, Швеции; воеводами, стольниками и стряпчими.
Родоначальником современных Замыцких называли Ивана Владимировича Пушкина-Замыцкого, жившего в XV веке.
Дмитрий Петрович Замыцкий — адмирал русского флота, член Адмиралтейств-совета. Первоначальное образование будущий флотоводец получил в Морском кадетском корпусе, куда поступил в 1799 году. Если это так, то в момент поступления ему еще не было полных пяти лет. В 1809 г. в возрасте 14 лет он завершил обучение, стал мичманом и поступил на службу в военно-морской флот. До 1828 года «совершал обычные крейсерства в Финском заливе и Балтийском море и, кроме того, дважды побывал в Архангельске». В 1826 году уже в чине капитан- лейтенанта стал командиром 20-пушечного брига «Телемак» и совершил переход от Кронштадта до Мальты в составе эскадры вице-адмирала графа Гейдена, а затем был переведен в эскадру контр-адмирала Рикорда. В 1831 г. Замыцкий принял участие в войне за независимость Греции и за удачное сражение в Монастырской бухте у города Поло был награжден орденом св. Владимира 4-й степени с бантом и произведен в капитаны II ранга. В 1833 г. вернулся в Кронштадт, где был назначен командиром фрегата «Александр Невский». Далее 25 декабря 1833 года за проведение 18 морских полугодовых кампаний был награжден орденом св. Георгия 4-й степени, а в 1836 г. произведен в капитаны I-го ранга.
В течение 1836–1846 гг. будущий адмирал командовал новеньким кораблем «Лефорт», ежегодно крейсировал в Балтийском море.
Интересно, что линейный корабль «Лефорт» в 2013 г. обнаружили в водах Финского залива. Известно, что он потерпел кораблекрушение 10 сентября 1857 г. По данным подводных исследователей, он сохранился практически неразрушенным.
1 января 1846 года Замыцкий стал контр-адмиралом и назначен командиром 2-й бригады 3-й флотской дивизии. В Немецком и Балтийском морях командовал «Арсисом» и «Россией», а в 1849 году стал начальником 1-й флотской дивизии.
В 1850 году Замыцкого привлекли к работе в комитете по пересмотру и составлению морского устава. 2 октября 1852 года он стал вице-адмиралом, Во время Крымской кампании 1854 года, имея свой флаг на корабле «Красный» (это означало, что на борту в данном случае вице-адмирал), Замыцкий находился с флотом на малом Кронштадтском рейде для обороны Кронштадта от нападения англо-французского флота. В 1855 году был назначен членом Адмиралтейств-совета, а 28 декабря 1859 года произведен в адмиралы и уволен от службы.
Адмирала Замыцкого отмечали многими орденами и знаками отличия. Любопытно, что за перевод с английского книги «Часовые таблицы» он был пожалован золотой табакеркой с живописью.
Герб Замыцких описан в Википедии: «В золотом щите на зеленой горе червленая башня с дверью и двумя окнами, с круглой крышей, увенчанной крестом. Справа и слева от нее серпы, повернутые к ней остриями. Щит увенчан дворянским шлемом с короной. Нашлемник: поднятая рука держит царскую грамоту в золотой парче с червленой вислой печатью. Намет: червленый с золотом».
Кроме дочери в семье адмирала был сын, Замыцкий Петр Дмитриевич (19.01.1844 – после 1900 г.), также военный. С 1889 г. — генерал-майор. Он блестяще закончил учебу в Пажеском Его Величества корпусе по I разряду в 1863 г. и в чине прапорщика отправился на службу в лейб-гвардии Конно-Гренадерский полк.
Теперь о детях А. Д. и Е. Д. Горемыкиных. У Александра Дмитриевича и Елены Дмитриевны Горемыкиных было трое детей: Александр (12.02.1859 – 03.05.1913); Аделаида (11.04.1872 – после 1904 г.) и Всеволод (25.07.1877 – после 1902 г.)
Судя по всему, дочь назвали в честь матери Елены Дмитриевны Замыцкой — Аделаиды Поликарповны. Восприемником при крещении девочки стал ее дядя, в то время капитан Петр Дмитриевич Замыцкий (20).
Сохранились формулярные списки сыновей и сведения о крещении детей. Эти данные, официально заверенные священниками, потребовались А. Д. Горемыкину, когда он решал вопрос о дворянстве членов семьи.
«По Указу его Императорского Величества, Херсонской епархии города Одессы, Архангело-Михайловской, что при женской обители, церкви священнослужители сим удостоверяем, что в метрической книге при сей церкви хранящейся, за 1872 год состоит в записке под №50 акт следующего содержания: Тысяча восемьсот семьдесят второго года апреля одиннадцатого дня у Начальника штаба Одесского военного округа Генерального Штаба генерал-майора Александра Дмитриевича Горемыкина и законной жены Его Елены Дмитриевны, как оба православного исповедания родилась дочь Аделаида. Таинство крещения Мая двадцать третьего числа совершил иеромонах Онуфрий с дьяконом Дмитрием Хорошевским и пономарем Пантелеймоном Кражановским. Восприемниками были капитан Петр Дмитриевич Замыцкий и дочь действительного статского советника баронесса Аделаида Александровна Фитингоф. В чем с приложением церковной печати и подписываемся.
Протоиерей Петр Казанский. Дьякон Дмитрий Хорошев».
«За № 133, мы нижеподписавшиеся священно и церковно служители Херсонской епархии г. Одесса Архангело-Михайловской что при женском монастыре церкви собственноручным подписали и приложением церковной печати свидетельствуем в том, что в метрической книге приходской нашей церкви за 1877 год первой части за № 82 записана следующая статья: Тысяча восемьсот семьдесят седьмого года июля двадцать пятого родился, а августа двадцать восьмого крещен Всеволод. Родители его Командующий 15 пехотною дивизиею генерал-майор Александр Дмитриевич Горемыкин и законная жена его Елена Дмитриева дочь — православная. Крещение совершал священник Федор Туровский и дьякон Кирилл Карлашев.
Восприемниками были: сын их Александр Александрович Горемыкин и жена доктора медицины (неясное слово)» (21).
Судьба детей сложилась так, что младшего сына Всеволода, возможно (точных данных пока не имеется), хоронили при жизни самого генерала, дочь ушла совсем молодой женщиной, да и старший не был долгожителем.
Младший сын, судя по отдельным сведениям, был хорошим и талантливым учеником. Он обучался в Пажеском его императорского величества корпусе. 5 марта 1894 г. директор этого привилегированного учебного заведения сообщал Горемыкину: «Милостивый Государь Александр Дмитриевич!
...Про сына вашего могу как и до сих пор дать лестный отзывы во всех отношениях; он благодаря бога здоров и, надеюсь, будет продолжать преуспевать» (22).
Елена Дмитриевна всегда была рядом с мужем. И на новое место службы она, разумеется, приехала вместе с супругом. О деятельности ее в Иркутске известно совсем мало. Как жена начальника края, она по заведенному обычаю курировала учреждения, входившие в состав ведомства Императрицы Марии. В Иркутске это прежде всего Девичий институт, или, как его еще нередко называли, Иркутский институт благородных девиц. На ней лежала обязанность следить за физическим и нравственным воспитанием учениц этого знаменитого на всю Сибирь учебного заведения. Такое назначение всегда согласовывалось с императрицей. 2 декабря 1889 года Елена Дмитриевна Горемыкина получила телеграмму из Петербурга следующего содержания: «Иркутск. Супруге Генерал-Губернатора Елене Дмитриевне Горемыкиной.
30 ноября Всемилостивейше возложено на Ваше Превосходительство наблюдение за воспитанием девиц в Институте с правами, коими пользовалась Графиня Игнатьева. За главноуправляющего Зубов» (23).
Елена Дмитриевна, сама мать троих детей, старалась активно участвовать в жизни учебного заведения. Отдельные факты свидетельствуют, что она способствовала материальному положению учебного заведения. Так, не без ее участия известный меценат и предприниматель, Потомственный Почетный гражданин Немчинов пожертвовал институту дачу близ Иркутска. После переписки с императрицей этот дом использовался как помещение для воспитанниц, как загородная резиденция для отдыха и экскурсий.
Дочь Горемыкиных вышла замуж за Пфафиуса Андрея Евгеньевича, одного из четверых детей Евгения Вильгельмовича Пфафиуса, действительного статского советника. Он был женат на Анне Андреевне Пфафиус, урожденной Боборыкиной, которая после смерти мужа перебралась на жительство во Владикавказ.
У Пфафиусов, как уже отмечалось выше, было четверо детей: два сына — Константин и Андрей и две дочери — Екатерина и Мария. Отец семейства был фигурой неординарной. Он служил Кяхтинским Пограничным Комиссаром. Образование получил в Ровенской гимназии. Учился прекрасно и закончил образование с блестящими результатами, за что получил XV чин по Табели о рангах и золотую медаль. Службу начал в Тобольске в канцелярии Общего Губернского Управления в 1845 году. 10 декабря 1845 года утвержден в чине коллежского регистратора. Затем перебрался в Иркутск и вновь поступил на службу в канцелярию, на этот раз Главного Управления Восточной Сибири. Начинал с должности журналиста I–го отделения. Карьера шла в гору — помощник столоначальника, губернский секретарь, исправляющий должность столоначальника, коллежский секретарь и, наконец, столоначальник. В 1855 г., т. е. спустя десять лет после начала службы, Пфафиус получил чин титулярного советника, а еще через четыре года коллежского асессора, и в 1861 г. его назначили Кяхтинским пограничным Комиссаром. Кяхта, небольшой город на границе России и Китая, являлся важным торгово-экономическим центром — через него шла вся чайная торговля между двумя странами.
Судя по тому, что награды и благодарности по службе получались регулярно, им были довольны. Не забывали о нем и представители китайских торгово-промышленных кругов. В феврале 1866 года Пфафиусу разрешили принять от Китайского купечества и Кяхтинского Маймачена благодарственный адрес «за содействие, оказанное Комиссаром Пфафиусом к потушению пожара, бывшего в Маймачене в 1864 году». В 1868 году Китайский богдыхан пожаловал ему золотую медаль с драгоценностями.
Пфафиус прославился также и тем, что во время беспорядков в Монголии в начале 70-х гг. XIX в. за «полезную деятельность» был жалован 500 рублями серебром. Сложно сейчас сказать, в чем проявилась эта полезная деятельность. Но, учитывая нахождение в этих местах Ургинского отряда, близкой границы, постоянных стычек пограничной стражи с контрабандистами, Пфафиус, вероятно, мог по дипломатическим каналам и личной инициативой обеспечивать безопасность отряда. Император жаловал его тогда перстнем с сапфиром.
Службу Евгений Пфафиус завершил в 1884 году.
Он исповедовал римско-католическую религию, был награжден рядом орденов (Св. Владимира 3 и 4 степени, св. Анны 2 и 3 степени, св. Станислава 2 степени с императорской короной и той же степени без короны), имел именные знаки благодарности в виде перстней, награды от китайских властей.
Горемыкины и Пфафиус породнились — дочь генерал-губернатора вышла замуж за его сына Андрея.
Андрей Евгеньевич Пфафиус служил делопроизводителем в канцелярии А. Д. Горемыкина и имел к 1899 г. чин надворного советника, а вскоре уехал в столицу, где занял должность старшего чиновника императорской Канцелярии по принятию прошений на высочайшее имя. Скорее всего, случилось это не без помощи А. Д. Горемыкина.
Судьба остальных детей Горемыкиных представляется пока лишь в общих чертах. Александр Александрович Горемыкин учился в Александровском лицее. В числе десяти выпускников 1883 года (39 выпуск) он закончил обучение с серебряной медалью. В конце XIX в. мы видим его в качестве товарища прокурора С.- Петербургской судебной палаты. О младшем сыне сведений пока не найдено, кроме того, что учился в престижном учебном заведении, был прилежным учеником и талантливым человеком.
Примечания
- Евгений Шободоев. Во власти истории. Иркутск. 2009. С. 108–109.
- Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской и Енисейской губерний. М. 1890. Т. 2. С. 1.
- Восточное обозрение. 1889. 21 мая.
- Восточное обозрение. 1889. 1 октября.
- Там же.
- Ив. Блинов. Губернаторы. С.-Петербург. 1905. С. 263–265.
- А. Н. Бикштаева. Механизм назначения губернаторов в России в первой половине XIX века. «Отечественная история». М. 2006. № 6. С. 33.
- А. Н. Бикштаева. Механизм назначения губернаторов в России в первой половине XIX века. «Отечественная история». М. 2006. № 6. С. 33.
- Отечественная история. М. 2005. № 4.С. 3.
- Там же. С. 4.
- А. А. Корнилов. Воспоминания. Вопросы истории. М. 1894. № 2. С. 148.
- Родина. 2015. № 2. С. 36.
- Н. В. Черникова. Власть и интеллект: нарастание конфликта. Вопросы истории. М. 2005. № 4. С. 59.
- А. В. Ремнев. Самодержавие и Сибирь в конце XIX – ХХ века //Проблемы регионального управления. Вопросы истории. М. 1994. № 2.С. 61; А. В. Ремнев. Сибирь в имперской географии власти XIX — начала ХХ веков. Омск. 2015. С.325.
- ГАИО. Ф. 25. ОП. ОЦ. Д. 575. Л. 2.
- ГАИО. Ф. 25. ОП. ОЦ. Д. 575. Л. 2.
- ГАИО. Ф. 25. ОП. ОЦ. Д. 575. Л. 3-4.
- ГАИО. Ф. 25. ОП. ОЦ. Д. 575. Л. 4.
- ГА РФ. Ф. 5102. ОП. 1. Д. 523. Л. 9 об.
- ГБНЛ. Ф. 1000. ОП. 2 Д. 343. Л. 3.
- ГБНЛ. Ф. 1000. ОП. 2 Д. 343. Л. 3-3 об.
- ГБНЛ. Ф. 1000. ОП. 2 Д. 343. Л. 6.
- ГАИО. Ф. 25. ОП. 2. Д. 33. картон 121. Л. 2.