Книгу «Анализ действий советской авиации в 1941-1945 гг.» написал (уже в мирное время) Вальтер Швабедиссен — ветеран двух войн, бывший генерал-майор германских люфтваффе. Цитируя данные немецкой разведки, отзывы своих летчиков и вспоминая личные впечатления, этот стратег в целом объективен. Однако на одной странице я споткнулся: «Осенью 1943 года русские бомбардировщики "Бостон" предприняли крайне неудачную попытку нанести торпедный удар по порту Констанц…» Всего одна фраза и — сразу вопросы. Во-первых, «Бостоны» были самолетами американского производства (союзники поставляли их в СССР по ленд-лизу). Во-вторых, не «попытка», а удар — все же был нанесен. И в-третьих, таким ли уж неудачным был удар?
Полковник ВВС ВМФ Ш. Б. Бидзинашвили
Действительно, о той операции до сих пор спорят историки, и их разногласия возникают, наверное, потому, что в деле недостает объективной информации. Скорее всего, эта страница так и останется одной из самых загадочных в истории Великой Отечественной войны. Сейчас же нам интереснее будет узнать, что один из тех дерзких «Бостонов» пилотировал летчик из Иркутска…
Его звали Шио (хотя при знакомстве просил называть его по-русски — Саша) Бидзинашвили. Он окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу ВВС и Вторую школу военных летчиков. Летал в 32-й бригаде легких бомбардировщиков. Через два года вдумчивого летчика направили в Военно-Воздушную академию имени Жуковского, по окончании которой он надел черный китель и пристегнул кортик: на Балтике капитан-инженер Бидзинашвили стал командовать эскадрильей особого назначения — на ДБ-3 (позднее – знаменитые Ил-4) отрабатывали торпедные атаки.
На советско-финляндской войне он уже командовал 1-м минно-торпедным авиаполком, был награжден орденом Красного Знамени. Впереди ждала блестящая карьера военачальника или исследователя, но…
Та война ни для одной из сторон не стала победоносной: из-за просчетов советских стратегов и нерадивости командиров РККА понесла большие потери. Последовали «разборки», кадровые «чистки», репрессии. И сейчас никто не скажет, какой конфликт в августе 1940 года случился между вышестоящим начальством и подполковником Бидзинашвили. Можно предположить, что его военные знания, боевой опыт и обостренное чувство справедливости стали роковой «гремучей смесью».
Вероятно, конфликт бы угас, но вспыльчивый грузин бросил на стол… партийный билет! Увы, такой жест в СССР никогда и никому не прощался. В те времена – тем более: в лучшем случае отступнику грозила потеря всех карьерных перспектив, в худшем — лагерный срок. Но этого летчика всего лишь уволили с флота. Что это — случайность или некое чудо? Мне кажется, причина проста: Сталин, как известно, особо пестовал летчиков, а тут еще и земляк — Шио родился в местечке Гори, на родине вождя…
Как бы то ни было, а уже 18 февраля 1941 года Ш. Б. Бидзинашвили был назначен начальником летно-испытательной станции на Иркутский имени И. В. Сталина авиазавод № 125 (позже, после слияния с московским заводом, он получит № 39). Сказать, что для руководства завода это подарок судьбы — мало. Специалистов хронически не хватает, а здесь — буквально с неба свалился — не просто летчик, а еще и инженер!
Тогда все заводчане жили на нерве: в условиях лимита времени и под строжайшим контролем правительства начато производство Пе-2 (с первого и до последнего дня войны он станет основным фронтовым бомбардировщиком наших ВВС; всего будет построено 11 500 машин, из них 730 — в Иркутске; кстати, здесь же одновременно станут выпускать и истребитель Пе-3).
Тогда Пе-2 был самой совершенной боевой машиной советских ВВС. А его применение как пикировщика предполагало кардинальные новшества в конструкции: самолет должен быть мощным по скорости и оружию, но при этом — еще и прочным и легким. Первым полетом нового испытателя Бидзинашвили стал дальний перегон одного экземпляра Пе-2 из Москвы в Иркутск — для того, чтобы завод по этому образцу ускорил технологию выпуска. В пути — с несколькими взлетами и посадками — экипаж фиксировал работу двигателей, поведение самолета, особенности пилотирования.
С началом Великой Отечественной войны изменились планы и сроки. Уже через шесть месяцев из цехов на поле выкатывали по пять самолетов в сутки. Верховный Главком Сталин звонил директору ежедневно — контролировал прохождение каждого самолета. А заводских испытателей было всего пятеро. Начальник, конечно (и в первую очередь!), летал сам, если позволяла погода, даже по шесть раз в день. Жил он в доме 22 по улице Новаторов, почти напротив проходной, но, как и многие тогда, часто оставался ночевать на рабочем месте.
По-кавказски дружелюбный и веселый, в работе он был немногословным, а уж разного пошиба нарушителей наказывал «по полной». Например, при жесточайшей экономии бензина летчиков и аэродромных шоферов заставлял отчитываться за каждый литр. За то (и, видно, по созвучию отчества — Бидзинович) ЛИСовские остряки за глаза звали своего начальника ласково: Бензиныч.
И лишь военком, директор и начальник секретной части завода знали, что «Бензиныч» с чудовищным упорством регулярно пишет рапорты — просится на фронт. И снова случилось чудо: однажды его просьба была удовлетворена. Как, почему? Ценнейший специалист, поднявший работу заводских испытателей в буквальном смысле на высоту, и вдруг — под пули? И снова мне видится тень Верховного — в данном случае лишь он единственный мог сказать веское «да»…
В сентябре 1943 года полковник Бидзинашвили прибыл на Черноморский флот — заместителем командира 36-го минно-торпедного авиаполка. Рейд на Констанцу готовили тщательно: через этот румынский порт шло массированное снабжение на Крым для врага, здесь разместилась большая нефтебаза, а в гавани скопилось много кораблей. Подобрали семь лучших экипажей: шестеро атакуют, седьмой корректирует атаку и фотографирует результат.
Стартовали из Геленджика еще затемно. При полном радиомолчании на высоте 500 метров нужно было пересечь море с востока на запад — более 600 километров. Бомбардировщик «Бостон» (производства США) мог нести две торпеды, но в этот раз взяли по одной, чтобы залить лишку горючего на обратную дорогу. Когда взошло солнце, курс взяли несколько южнее, имитируя налет на болгарский Бургас...
Из того рейда вернулись только два самолета — один кое-как добрался до базы, другой сел на вынужденную, правда, на своей территории. Шестерых летчиков особисты допрашивали неоднократно и, наверное, те засекреченные протоколы и поныне где-то хранятся. А современные историки спорят, выдвигают версии. Я и сам не раз рисовал схемы роковой атаки, да что в том проку?
Подвела роковая случайность: на подлете к цели «Бостоны» заметила немецкая летающая лодка. Эта амфибия по радио немедленно предупредила береговые и корабельные батареи. И операция уже была обречена: фактор внезапности утерян, но повернуть назад — даже немыслимо. Тогда самолеты выстроились в боевой порядок, атакуя «с ходу», низко — так, что позади вздымались волны от ветра, отброшенного винтами.
Заградительный огонь был такой плотности, что несколько машин взорвались на подходе. Лидер — «Бостон» полковника Бидзинашвили — тоже был охвачен пламенем. Но если обычный бомбардировщик, промазав, может сделать еще заход, то у торпедоносцев, как закон, боевой заход — всегда один. И пилот, несмотря ни на что, должен выдержать курс. Сбросишь торпеду с высоты — она занырнет, уйдет в глубину; сбросишь рано или поздно — может уйти в сторону или вовсе не сработать.
Бидзинашвили держал курс! И штурман Кордонский влепил торпеду в борт транспорту — со взрывом тот сразу затонул. А самолет огненным шаром мчался дальше и врезался в нефтехранилище. И был ли это осознанный таран или агония гибнущей неуправляемой машины — нам то неведомо.
Призовем же на помощь свидетелей операции.
Из боевого донесения: «В 13 ч. 50 м. экипажи майора Фокина и старшего лейтенанта Рыхлова наблюдали падение одного самолета на нефтебаки, после чего последовал сильный взрыв…»
Из письма участника налета Н. Пояркова сыну Бидзинашвили: «Экипаж сбросил торпеду и в этот момент в самолет попал снаряд. Горящий самолет твой отец стал отворачивать влево и направил его на емкости с горючим. Произошел большой силы взрыв, поднялся огромный столб огня и дыма…»
Участники налета Герой Советского Союза В. Рыхлов и В. Рукавицин в интервью корреспонденту газеты «Красная звезда» утверждали: «Да, этот экипаж был способен на таран…»
Герой Советского Союза А. Клюшкин — в письме брату штурмана Кордонского: «Считаю, что они погибли геройски, сознательно повторив подвиг Гастелло…»
Эту мысль «Красной звезде» по телефону (за несколько дней до своей кончины) подтвердил и Герой Советского Союза, бывший командир 36-го МТАП Е. Ефремов.
А 30 апреля 1944 года «Известия» опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении группы летчиков-испытателей «за образцовое выполнение заданий правительства по испытанию боевых самолетов». В том списке Шио Бидзинович Бидзинашвили значился награжденным орденом Красного Знамени. Почему же остался неотмеченным его подвиг при Констанце? Неужели припомнили кинутый на сукно партийный билет?
В сквере у проходной Иркутского авиазавода на гранитной плите в числе заводчан, погибших на войне, высечено: Бидзинашвили. Есть, говорят, эта фамилия и на Севастопольской стеле — в память героев-черноморцев. Я не знаю, каким в жизни был этот человек. Но убежден: таким мужикам — настоящим — навечно преданы друзья, их всю жизнь любят женщины, уважают и опасаются враги…
На фото: полковник ВВС ВМФ Ш. Б. Бидзинашвили. Подготовка торпеды к подвеске на самолет «Бостон».